Mati

Лето просочилось между пальцев дождливыми вечерами, оставив после себя смутные воспоминания о солнце и щемящее чувство утраты. Однако сентябрь принес с собой не только багряную красоту осени, но и тепло, которого так не хватало. Пятничные пробки на выезде из города, казалось уже ушедшие в зимную спячку, снова ползли, как неторопливые питоны после сытного обеда. Жители уездного города Н старались напоследок насладиться летними удовольствиями и только Пачотный хмуро глядел в окно. Ему было стыдно. Стыдно за то, что он родился в этой стране, что вырос тут, среди этой азиатчины. Он, думающий человек, лидер местечковой оппозиции, был вынужден общаться с этими дикарями и варварами, неспособными понять, что каяться - это необходимое условие того, чтобы стать современным, думающим человеком.
- Тренда не понимают. Твари, да-да, твари! - дрожащим от нахлынувшей ненависти голосом прорыдал Пачотный.
В этот момент дверь в офис открылась и угодливо изгибаясь в комнату вплыл непонятный человек. Он весь как-то дергался, извивался и казалось, что в любой момент может рассыпаться.
- Вы кто? - сухо поинтересовался Пачотный, поправив шапочку из фольги.
В ответ раздались какие-то булькающие звуки, а потом, прокашлявшись неизвестный промолвил:
- Я житель планеты Плюк, направленный к вам, чтобы передать последний выдох господина ПЖ.
- Кого, кого? - переспросил Пачотный, думая, что надо вызывать скорую и полицию. Хотя полицию не стоит - они поддерживают того, о ком нельзя говорить.
- Господина ПЖ, - пробулькал незнакомец.
- Хорошо, передавайте и уходите - надеясь на скорое завершение выдохнул Пачотный.
Незнакомец как-то особенно выгнулся, напрягся и вдруг превратился в облако пара, которое окружило Пачотного со всех сторон, отчего стало трудно дышать и в глазах потемнело. Уже попрощавшись с жизнью, понимая, что он умирает, как герой, от рук убийц темнейшего, он мысленно поставил себя в ряд с другими героями нашего времени - Немцовым, Березовским, Литвиненко. Уже возник над его головой нимб мягкого света, уже зазвучали ангельские голоса, приветствуя мученика, как вдруг все прекратилось.
Пачотный упал на пол, шапочка из фольги скатилась в сторону, но это уже не пугало - последний выдох господина ПЖ, кем бы он ни был, совершенно изменил Пачотного. Он наполнился уверенностью в своей правоте, мысли в голове звенели, хотелось вскочить и повести за собой всех тех, кто не может понять простых и банальных вещей. Вскочив с пола, он лихорадочно забегал, потом подскочил к ноутбуку и в спешном порядке стал набирать текст письма. Отослав его всем членам ЗУД-а, он начал подготовку к общему собранию - открыл Википедию и стал внимательно изучать краткое содержание истории СССР, делая выписки и потирая ручонки от удовольствия.

Племяш в последнее время очень сдал, его 24-никофобия приобрела угрожающий характер и порой переходила все границы. Все происходящее вокруг он воспринимал через призму своего недуга - была ли то тень скользнувшая по стене, звук ли, взгляд ли незнакомого человека в переходе - все, буквально все было пронизано паранойей.
- Боты, везде боты - эта мысль не давала ему покоя и только на митингах, когда он радостно выкрикивал возгласы вроде "Борись!" - ему становилось чуточку легче. Очень радовало и то, что у него становилось все больше сторонников - даже Юрка52Рус и тот понял, что боты кругом, что они постоянно перелогиниваются и живут в облаке. Теперь Племяш и Юрка52Рус частенько обсуждали за коньяком "Старый Кахети", что все, кто не согласен с мнением Пачотного - боты и нейтрализаторы. Для Племяша это было как бальзам на рану. Но он все равно чувствовал, что за ним следят.

Чудилка изменилась мало, что впрочем легко было объяснить - грабельки обладали сильнодействующим долговременным эффектом. После того, как она с ужасом для себя выяснила, что у нее есть полосатое тело мозга, которое сохнет; после того, как она открыла для себя, что немецкий автопром подделывает свои двигатели; после всех этих неурядиц, свалившихся в одночасье на ее голову, она просто сидела и плакала. Племяш, который скрипел зубами оттого, что ему продуктовых карточек не дадут (вот в Америке, карточки, по словам МариХуана, давали тем, у кого доход меньше 107 тыщ рублей) поглядывал на нее, но мысли его были о другом.
- У меня же меньше, мне бы в Америке дали. - злобно думал Племяш.
- Дали бы, дали. Пинка под зад твой дали бы. - голос в голове, который периодически проявлялся, уже не вызывал такой паники, как прежде, и Племяш мысленно ответил:
- Молчи, бот.
- Хех, привет логике. - голос был полон сарказма - Если я - бот, то чей?
- Нейтрализаторский - Племяш точно знал, что задача бота - нейтрализовывать.
- Но, если я внутри тебя, то я твой бот, а значит ты - нейтрализатор? - и это был шах и мат. Племяш попыхтел какое-то время, а потом просто покраснел от злости и замолчал, как обычно, когда аргументы заканчивались.
- Нда, какое же пустынное место - твой мозг. - казалось, что голос был в шоке. - Прямо Сахара. Да что Сахара - Марс!
Племяш, чтобы хоть как-то избавиться от этого голоса, решился подойти и успокоить Чудилку.
- Ты чего плачешь? - он хотел сказать это со сочувствием, но голос сорвался на фальцет, отчего Чудилка зарыдала еще больше.
- У них там асфальт воду пьееееет... - На последнем слоге ее прорвало и она завыла в голос, отчего возбужденная Флоренция - она часто возбуждалась по разным поводам, вот и сегодня она была возбуждена словами Марихуана про субсидии в Америке - подскочила и стала оглядываться вокруг.
- Вы это, потише - строго сказала она и Чудилка испуганно притихла - злить Флоренцию было небезопасно.
- Как пьет? - Племяш представил, как асфальт открывает рот и пьет воду и его передернуло. Вечно преследующий его страх сделал свое дело - в каждой мелочи ему виделся коварный план 24-х ботов.
- Молча, берет и пьет. Там система дренажная, всю воду выпивает. А у нас - дервенщина, одни мужики кругом. - Тут Чудилка всхлипнула так страдальчески, что даже Флоренция поглядела на нее с сочувствием, таким понимающим, женским сочувствием.
В этот момент из своего кабинета вышел Пачотный - он как никогда стремительно прошагал к трибуне и, заняв место, выждал эффектную паузу, обводя всех пышущим взором.
- Хотя нет, все-таки есть мужчины и у нас - Чудилка с придыханием смотрела на Пачотного, впитывая каждую черточку его облика. Племяш приосанился, решив, что Чудилка имеет его в виду и горделиво подпихнул Костеньку, который сидел рядом. Тот о чем-то сосредоточено думал и никак не отреагировал на этот знак.
- Внимание, объявляю повестку дня! - голос Пачотного дрожал сталью, шапочка из фольги была забыта - на ее месте красовалась корона из желтого материала.
- "Неужели золото? Да нет, пластик или фольга!" - завистливо думал МариХуан. Он считал, что его не ценят в ЗУД-е и давно пора заявить о себе решительно и твердо.
- Кю - внезапно громко произнес Пачотный, глядя прямо на МариХуана - Конечно из золота - подарок из центра. И он горделиво поправил корону на голове. МариХуан в шоке глядел на Пачотного, не понимая, как тог мог догадаться о чем он думает.
- Как, как - голос Пачотного звучал пугающе, его распирала непонятная энергия и он чувствовал, что может все. - Молча!
МариХуан побледнел и как-то резко сник. А Пачотный, между тем, только набирал обороты:
- Я понял, осознал, как свет истины, что история этой страны пропитана кровью и болью предательства народов Европы, этих великодушнейших людей, несущих свет развития угнетенным народам!
Все ЗУД-овцы вохищенно молчали, охваченные общим порывом - настолько убедительным казался Пачотный в своей неистовости. Разящими ударами слов он сбивал с ног, бил под дых, в печень, заставляя сердца биться в унисон, такт которого задавал сам. Чудилка плакала от счастья, глядя на предмет своего обожания
- "Он создатель!" - Чудилка была готова отдать всю себя по первому требованию Пачотного, готова была пойти на все, только бы он взял ее с собой, в Испанию, там, где нет этих русских мужланов. Она готова была бы облобызать каждую пядь дороги от границы России до центра Мадрида, только бы оказаться там. Но ее мечты о лазурном море разбил командный голос Пачотного:
- СССР виноват в том, что Гитлер напал на СССР. - тут Пачотный слегка запнулся и в голове тихим эхом пронеслось: "Пчелы против меда?", но он справился с собой и с жаром добавил:
- Они варварским образом расчленили Польшу. И еще Бессарабию хотели.
С историей у Пачотного было очень плохо - примерно так же, как у Чудилки со науками вообще. Но это не могло остановить пламенного борца за демократические ценности и европейский вектор развития. Он продолжал обличать всех и вся, каясь и стыдясь прилюдно, так что даже Ахеджакова бы позавидовала, если бы могла видеть это.
Но тут дверь снова отворилась и вплыл, просочился человек в форме. На фуражке с кокардой было написано непонятное - ReutOFF. Он молча подошел к Пачотному и со всего маху ударил его по щеке, отчего Пачотный упал и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, он обнаружил, что находится внутри тесного помещения, грохот раздавался отовсюду и судя по ощущениям это они падали с большой скоростью. В этот момент, когда паника уже практически захватила его, он увидел знакомый силуэт.
- "Темнейший" - страх сковал все тело, ноги отказали, а в голове зазвучали церковные колокола. - "Тот, о ком нельзя говорить".
В этот момент тот, о ком нельзя говорить, развернулся и что-то прокричал Пачотному. Непонятно почему, но Пачотный сразу же ответил:
- Дядя Вова. Цапу надо крутить, цапу.
- На! Сам делай!
- Мне нельзя, я чатланин.
- Уйди отсюда!!! Как советовать, так все чатлане, а как работать, так...
И тот, о ком нельзя говорить, пошел куда-то вглубь помещения, предварительно отвесив подзатыльник Пачотному. От этого удара голова у того загудела, в глазах стали расплываться круги и он снова ушел в небытие.
Возвращение было тяжелым. Открыв глаза он увидел полные слез глаза Чудилки, которая вытирала ему лоб мокрой тряпкой, периодически сморкаясь в нее же. Пачотный брезгливо отодвинул ее руку и тут увидел на потолке надпись, которая привела его в состояние шока. Надпись была сделано со вкусом, витиеватой росписью:
- Пачотный иди в Жопу
И не менее затейливая подпись - ReutOFF.
Пачотный встал, отряхнулся, торопливо натянул корону, к которой уже подкрадывался МариХуан и застыл, увидев в окне большой шар.
- Дирижабль - мечтательно протянул подошедший Племяш, но Пачотный вдруг отвесил ему леща и рявкнул:
- Это не дирижабль, балда! Это последний выдох господина ПЖ.
И круто развернувшись, ушел в свой кабинет. Повисло неловкое молчание, которое нарушил голос Костеньки:
- Вы не знаете - водку пить вредно или полезно?
Из-за двери кабинета раздался протяжный стон и бормотание, в котором можно было угадать некоторые слова: "Идиоты...не с кем...кю...". А теплый сентябрьский вечер, прихорошившись ветерком и кленовыми листьями, томно заглядывал в окно, силясь понять, что делает этот нелепый человек а белом плаще с кровавым подбоем.